ночью.
— Так теперь собрания у Совета происходят по ночам?
— Да, когда возникает необходимость.
— А о чем гласит декрет?
— О переводе заседаний законодательного корпуса из Парижа в Сен-Клу.
Гойе понял правду. Он сразу сообразил, какую выгоду может извлечь из этого перемещения предприимчивый гений Бонапарта.
— А с каких это пор министр полиции переименован в посла Совета Старейшин?
— Вот что вас вводит в заблуждение, гражданин президент,— ответил бывший член народного Конвента.— В эту минуту я более чем когда-либо на своем посту, так как хочу донести вам об одном обстоятельстве, которое грозит серьезными последствиями.
Фуше еще не знал, какой оборот примет заговор, исходящий с улицы Победы; на всякий случай он готовил себе отступление.
Но Гойе, несмотря на свою безупречность, слишком хорошо знал этого человека, чтобы дать обмануть себя.
— Меня еще вчера следовало уведомить о декрете, гражданин начальник полиции, а не сейчас, так как настоящим сообщением только на несколько минут вы опередили официальное уведомление, которое должно быть мне сделано.
И в ту же минуту слуга отворил дверь и доложил президенту, что гонец Совета Старейшин просит у него позволения войти.
— Пусть войдет! — сказал Гойе.
Гонец вошел и подал президенту письмо.
Тот живо распечатал его и прочел:
«Гражданин президент,
Комитет спешит сообщить вам декрет о перемещении законодательного корпуса в Сен-Клу.
Декрет вы получите своевременно; но меры предосторожности требуют подробностей, разработкой которых мы теперь заняты.
Приглашаем вас в комитет Старейшин; там вы увидите Сиейеса и Дюко.
Братский привет: Барильон, Фарг, Корне».
— Хорошо,— сказал Гойе гонцу, отпуская его.
Гонец ушел.
Гойе обернулся к Фуше.
— А,— вымолвил он,— заговор хорошо организован: мне объявили, что есть декрет, но его не прислали; к счастью, вы можете изложить мне его содержание.
— Но я сам его не знаю,— проговорил Фуше.
— Как! Состоялось заседание Совета Старейшин, а вы, министр внутренних дел, вы об этом ничего не знаете; а между тем было экстренное заседание, собравшееся по повесткам.
— Про заседание я знал, но не мог присутствовать на нем.
— А разве у вас там не было ни секретаря, ни стенографа, который бы слово в слово мог нам передать все? Более чем вероятно, что это заседание решит судьбу Франции... Ах, гражданин Фуше, вы очень неумелый министр внутренних дел, или вернее,— очень ловкий.
— Вы сделаете какие-нибудь распоряжения, гражданин президент? — спросил Фуше.
— Никаких, гражданин министр внутренних дел,— ответил президент.— Если Директория сочтет уместным отдать какие-нибудь приказы, она поручит это людям, которых сочтет достойными доверия. Вы можете вернуться к тем, кто вас послал сюда,— прибавил он, повернувшись спиной к собеседнику.
Фуше тотчас вышел. Гойе позвонил. Вошел слуга.
— Ступайте к Баррасу, к Сиейесу, к Дюко и к Мулену и попросите их явиться ко мне сию минуту... Зайдите перед тем к моей жене и попросите ее в мой кабинет; пусть она захватит с собой письмо госпожи Бонапарт с приглашением на завтрак.
Пять минут спустя вошла госпожа Гойе, одетая к выходу и с письмом в руке; приглашение было к восьми часам; было уже половина восьмого и требовалось по крайней мере двадцать минут, чтобы попасть из Люксембурга на улицу Победы.
— Вот, мой друг,— сказала госпожа Гойе, подавая мужу письмо,— приглашают в восемь часов.
— Да,— ответил Гойе,— час я знаю, но не знаю числа.
И, взяв из рук жены письмо, он прочел: «Приезжайте, любезный Гойе с супругой завтра ко мне позавтракать, в восемь часов утра; пожалуйста, не откажите: у нас с вами будет очень интересный разговор».
— Ну,— сказал он,— здесь дело чистое.
— Что же, мой друг, мы едем? — спросила госпожа Гойе.
— Ты поедешь, а я останусь. В данную минуту происходят события, которым, вероятно, не чужд Бонапарт; из-за них я и мои коллеги должны остаться в Люксембурге.
— События, имеющие значение?
— Может быть.
— В таком случае я остаюсь с тобой.
— Нет, зачем же, ты мне помочь не можешь. Поезжай к госпоже Бонапарт; быть может, я ошибаюсь, но если там происходит что-нибудь необычайное, что тебе покажется тревожным, то дай мне как-нибудь знать об этом; придумай сама — каким способом, а я уж пойму с полунамека.
— Хорошо, мой друг; я сейчас иду; я решаюсь на это только в надежде быть тебе там чем-либо полезной.
— Отправляйся.
В эту минуту вошел слуга.
— Генерал Мулен идет за мной; гражданин Баррас принимает ванну и также придет сейчас; гражданин Сиейес и Дюко отсутствуют дома с пяти часов утра.
— Вот они — два изменника! — сказал Гойе.— А Бар-раса самого надувают.— И, поцеловав жену, он опять повторил: — Ступай же, ступай!
Выходя, госпожа Гойе столкнулась на пороге с генералом Муленом; человек вспыльчивый, он казался страшно разгневанным.
— Простите, гражданка,— сказал он, врываясь в кабинет Гойе со словами:
— Знаете ли вы, президент, что теперь происходит?
— Не знаю, а догадываюсь.
— Законодательный корпус переведен в Сен-Клу; на генерала Бонапарта возложено выполнение декрета, и все вооруженные силы подчинены ему.
— Так вот она разгадка! — произнес Гойе.— Значит, нам надо объединиться и начать борьбу.
— А вы слышали: Сиейес и Роже Дюко ушли из дворца.
— Ей Богу они в Тюильри! Но Баррас сидит в ванне; надо бежать к нему. Директория имеет право решать, пока она в силе. Нас трое. Повторяю, будем бороться!
— Так пошлем сказать Баррасу, чтобы он тотчас же шел сюда.
— Нет, пойдем сами к нему сию минуту.
Оба члена Директории вышли и направились к помещению Барраса.
Они действительно застали его в ванне и вошли прямо к нему.
— Что случилось? — спросил Баррас, когда гости вошли.
— Не знаете разве?
— Решительно ничего не знаю.
Тогда они рассказали ему все, что знали сами.
— Ах,— сказал Баррас,— теперь мне все ясно.
— Что именно?
— Да вот почему он вчера вечером не явился ко мне.
— Кто?
— Да Бонапарт!
— Разве вы ждали его вчера вечером?
— Он прислал своего адъютанта передать мне, что он придет около полуночи.
— И не пришел?
— Нет, но он прислал Бурьена в своей карете; тот сказал, что, вследствие сильной головной боли, Бонапарт лег спать, но что он непременно будет у меня рано поутру.
Члены Директории переглянулись.
— Ясное дело! — сказали они.
— Теперь,— продолжал Баррас,— я послал своего секретаря Белло, очень сметливого юношу.
Он позвонил, явился слуга.
— Как только вернется гражданин Белло, вы его попросите придти сюда.
— Он только что вышел из кареты.
— Зовите его скорее!
Белло стоял уже в дверях.
— Ну, что? — воскликнули все три члена Директории одновременно.
— А вот что: генерал Бонапарт в полной парадной форме в сопровождении генералов Бернонвиля, Макдональда и Моро направляется к Тюильри, где во дворце его ждет десять тысяч человек.
— Моро!.. И Моро с ним! — вскричал Гойе.
— По правую руку!
— Я всегда вам говорил! — с резкостью военного крикнул Мулен.— Моро — это просто гадина!
— А ваше какое мнение? Думаете ли вы сопротивляться, Баррас? — спросил Гойе.
— Разумеется,— ответил Баррас.
— Ну, в таком случае одевайтесь и пойдемте в зал заседаний.
— Ступайте,— сказал Баррас,— я сейчас приду.
Оба члена Директории направились в зал.
Прошло десять минут.
— Нам следовало дождаться Барраса,— сказал Мулен.— Моро гадина, а Баррас прохвост!
Прошло еще два часа, а они все дожидались Барраса.
Дело в том, что как только они ушли, в ванную комнату вошли Талейран и Брюи, и в разговоре с ними Баррас забыл, что его ждут.
Теперь посмотрим, что происходило на улице Победы.
В семь часов утра, против обыкновения, Бонапарт уже сидел у себя в кабинете в полной парадной форме.
Вошел Ролан.
Бонапарт был спокоен; впереди ожидалась борьба.
— Никого больше нет, Ролан? — спросил он.
— Нет, генерал,— ответил юноша.— Но мне только что послышался стук колес.
— И мне также,— сказал Бонапарт.
В эту минуту раздалось:
— Граждане Жозеф Бонапарт и генерал Бернадот.
Ролан бросил на Бонапарта вопросительный взгляд.
Остаться ему или уйти?
Ему приказано было остаться.
Ролан стал у шкафа с книгами, как страж на посту.
— Вот как,— сказал Бонапарт, видя Бернадота одетого, как накануне, в штатское платье,— вы решительно гнушаетесь военной формы, генерал?
— Да за каким же дьяволом я напялю на себя с семи часов утра мундир? — возразил Бернадот.— Ведь я не на службе!
— Но сейчас вы будете на службе.
— Каким же образом, когда я не у дел?
— Да; но я дам вам дело.
— Вы?
— Я.
— Именем Директории?
— Да разве Директория еще существует?
— Как? Директории нет?
— А вы не видели, идя сюда, что по улицам, ведущим к Тюильри, расставлены эшелоны солдат?
— Видел и был изумлен.
— Это мои солдаты.
— Простите! — сказал Бернадот,— я думал, что это солдаты Франции.
— Э! Я и Франция, разве это не одно и то же?
— Я этого не знал,— холодно ответил Бернадот.
— Сейчас вы в этом еще сомневаетесь, но к вечеру уже убедитесь. Слушайте, Бернадот, пока не поздно, решайтесь! Берегитесь! Кто не со мной, тот против меня.
— Генерал, обратите внимание на свои слова; вы мне сказали: «берегитесь!» Если это угроза, то ведь вы знаете, что я ее не боюсь. В эту минуту я простой гражданин и останусь им.
Бонапарт опомнился и схватил обе руки Бернадота.
— Ах! Я прекрасно все это знаю; потому-то и хочу, чтобы вы непременно были со мной. Мало того, что я вас уважаю, Бернадот, я еще люблю вас. Я оставляю вас с Жозефом; вы свояки; какие могут быть недоразумения между родственниками?
— А сами вы куда отправляетесь?
— По своим спартанским качествам вы ведь строгий исполнитель закона, не правда ли? Так вот вам декрет, изданный в ночь Советом Пятисот; в нем мне поручают немедленно принять под команду все парижское войско; я был прав, когда говорил вам, что виденные вами солдаты — мои солдаты, так как я их командир,— прибавил он.
И он вручил Бернадоту декрет, изданный в шесть часов утра.
Бернадот прочел декрет от первой до последней строки.
— К этому мне нечего прибавить,— сказал он,— охраняйте безопасность национального представительства, и все добрые граждане будут с вами заодно.
— В таком случае будьте также и вы со мной!
— Разрешите мне, генерал, подождать еще двадцать четыре часа, чтобы увидеть, как вы выполните свои полномочия.
— Черт, а не человек! — вырвалось у Бонапарта.
Потом он взял его за руку и отвел немного в сторону от Жозефа.
— Бернадот,— снова начал он,— я хочу играть в открытую с вами!
— Незачем! — ответил тот.— Ведь я не сторонник ваш!
— Ничего! Хоть вы и не действующее лицо, а зритель, все же я хочу, чтобы и зрители сказали, что я не хитрил.
— Вы говорите мне под секретом?
— Нет.
— Хорошо делаете; иначе я бы отказался выслушивать ваши тайны.
— О! Мои тайны заключаются в нескольких словах! Директория ваша всем опротивела, конституция ваша выдохлась; надо все это побоку и учредить совершенно другой образ правления. Что же вы не отвечаете?
— Я жду, пока вы выскажетесь окончательно.
— Мне осталось вам сказать только, чтобы вы сейчас же надели мундир; дольше я вас ждать не могу. Вы найдете меня в Тюильри, в кругу моих товарищей.
Бернадот покачал головой.
— Вы воображаете, что можете рассчитывать на Моро, Бернонвиля, Лефевра,— подхватил Бонапарт, — а посмотрите-ка в окно, кого вы там увидите!.. Вон там! Моро и Бернонвиль! Что же касается Лефевра, я сейчас его не вижу, но уверен, что по дороге встречу и его... Так что же, вы решаетесь теперь?
— Генерал,— возразил Бернадот,— я человек, который меньше всего увлекается примерами, а в особенности дурными примерами. Пусть Моро, Бернонвиль и Лефевр делают, что им угодно; я буду делать то, что я обязан делать.
— Так вы наотрез отказываетесь сопровождать меня в Тюильри?
— Я не желаю принимать участия в мятеже.
— Мятеж! Бунт! Против кого же? Против горсти болванов, которые, как стряпчие, только и думают, что скрипеть перьями с утра до ночи в своих конурах!
— Болваны эти, генерал, в настоящую минуту представители закона, конституция им покровительствует; они для меня священны.
— Дайте мне по крайней мере одно обещание, упрямая ваша голова!
— Какое?
— Что вы не будете никуда вмешиваться.
— В качестве гражданина я не буду вмешиваться, но...
— Но что?.. Ну-с, я высказался; теперь ваша очередь!
— Но если Директория прикажет мне действовать, я пойду на мятежников, кто бы они ни были.
— А, вот что! Так вы меня считаете властолюбивым? — заметил Бонапарт.
— Бернадот улыбнулся.
— Я это подозреваю,— сказал он.
— Честное слово! — возразил Бонапарт.— Вы меня совсем не знаете; мне надоела политика, и единственное мое желание — спокойствие. Ах, дорогой мой, будь у меня Мальмезон и пятьдесят тысяч ливров дохода — я сейчас же отстраняюсь от всего. Вы не верите? Так я вас приглашаю ко мне туда через три месяца, и если вы любите жизнь на лоне природы, мы с вами вместе будем наслаждаться деревенской идиллией. Итак, до свидания! Я вас оставляю с Жозефом, и, несмотря на ваш отказ, я все-таки жду вас в Тюильри... Слышите, как наши друзья волнуются?
Раздавались возгласы: «Да здравствует Бонапарт!» Бернадот слегка побледнел. Бонапарт это заметил.
— А! — прошептал он.— Я ошибся, он не спартанец: он афинянин!
Действительно, Бонапарт был прав; его друзья начали выражать нетерпение.
Не прошло и часа со времени объявления декрета, как зал, передняя и весь дворец отеля были запружены народом.
Первый человек, встретившийся Бонапарту вверху на лестнице, был его соотечественник, полковник Себастиани.
Он командовал девятым драгунским полком.
— Ах! Это вы, Себастиани! — сказал Бонапарт.— А где же ваши солдаты?
— Готовы к битве, на улице Победы, генерал.
— В полном порядке?
— Рвутся в бой! Я велел выдать им десять тысяч патронов из своего склада.
— Да; но они должны пустить их в дело только по приказу главнокомандующего парижскими войсками. Знаете ли вы, что уже сожгли свои корабли, Себастиани?
— Так возьмите меня с собой в вашу ладью, генерал; я верю в вашу звезду.
— Ты считаешь меня каким-то Цезарем, Себастиани.
— Ей Богу! Ничего нет мудреного... Вон у вас во дворе человек сорок офицеров всех родов оружия, им не платят жалования, а Директория к тому же водит их в каких-то отрепьях; у них только и надежды, что на вас, генерал; зато ведь они готовы и умереть за вас.
— Прекрасно. Ступай и распрощайся со своим полком!
— Как «распрощайся», генерал?
— Вместо него я тебе даю бригаду. Иди, иди!
Сеоастиани не заставил повторять это приказание; Бонапарт пошел дальше.
Внизу он встретил Лефевра.
— Я здесь, генерал,— сказал Лефевр.
— Ты!.. А где же семнадцатая дивизия?
— Я жду своего назначения, чтобы начать действовать.
— А разве ты еще не получил его?
— От Директории — да; но так как я не изменник, то я ей послал прошение об отставке, чтобы там уже на меня не рассчитывали.
— И ты хочешь, чтобы я тебе дал назначение и рассчитывал бы на тебя?
— Именно!
— Скорее, Ролан, давай бланк приказа; заполни его на имя генерала, а мне дай только подписать. Я могу подписать его даже верхом на лошади.
— Вот это прекрасно,— сказал Лефевр.
— Ролан!
Юноша, бросившийся было исполнять приказание, снова подошел к генералу.
— Там у меня на камине